Турецкие сказки.
В старые времена жил бей Гермен. Был у него в этом мире один-единственный сын. Прошло время, он вырос, стал высоким, стройным, как кипарис, юношей, таким большим вырос, что даже во дворце ему было тесно: день с ветки на ветку соколов гоняет, на другой — мчится по горам за газелями. Так проводя время, радовал он отца и мать.
Но однажды вернулся он во дворец задумчивым и невеселым... С тех пор затворился в своих покоях и все сидел, не двигаясь, подперев голову руками.
Попробуй-ка ты быть матерью, попробуй-ка ты быть отцом, стерпишь ли ты тогда?.. Гермен-бей то одно делал, то другое — ничто не помогает. Наконец, сам ли догадался или ему посоветовали, решил разослать во все стороны фирманы*:
«Кто объяснит горе моего сына, кто найдет лекарство для его излечения, клянусь Аллахом, тому я, не вмешиваясь в его загробную жизнь, на этом свете дам все, чего он пожелает».
Не осталось ни одного повелителя злых духов, ни одного колдуна, волшебника и хранителя тайн — все приходили. Становились по правую сторону от сына бея, по левую сторону, пытались заставить его заговорить, но напрасно — ни одного слова не проронили его уста. Все добивались, но ничего не могли сделать и уходили, не получив награды, покрыв позором свои имена, — ничтожными людьми оказались.
И по-прежнему сын бея молча сидел около решетчатого окна, погруженный в черные думы. Под его окном даже птица не смела пролетать. Но однажды какая-то старуха, спрятав голову под мышку, пробралась и начала, нарушая уважение к черной печали сына бея, бегать у него перед глазами взад и вперед. У сына бея закипело все внутри, и он крикнул:
— Послушай, женщина, ты не боишься потерять голову? Что ты ищешь здесь?
— Не спрашивай, сынок, не спрашивай. Лучше бы мы, женщины, рождали камни, чем становиться матерями наших детей. Есть у меня единственный сын, настоящий бродяга, дикая перелетная птица. Выходит из двери — забывает дорогу домой. Занимается он пустыми делами. «Свадьба твоя, пирушка моя», — твердит он, сам ложится, укладывая того, кто хочет спать, увязы-
Б е й — богатый, уважаемый человек; господин. Фирман — шахский или султанский указ.
вается за тем, кто кочует... У меня язык уже не поворачивается вечно твердить ему, что он бездельник, гуляка. Ни советы, ни наставления не помогают, только смеется... Но что поделаешь? Честь моя, стыд мой, не продашь ведь, не убьешь его... Не буду, сынок, испытывать твое терпенье, — один человек, зная, отчего поседела моя голова, пожалел мою старость, посоветовал: «Почтеннейшая матушка, есть старинное средство. Отыщи такого, кому опостылела жизнь, возьми у него из вены семь капель крови, разбавь медовым шербетом, который настаивался семь дней, и напои сына. Одна из его семидесяти двух вен впитает в себя шербет, и в один из семидесяти двух дней он согнет колени и сядет у твоих ног». И вот, сынок, в поисках я обошла все кругом, всюду побывала, но, кроме тебя, никого не нашла. Смею ли я просить, дай мне семь капель крови, и ты станешь таким, словно семь раз посетил Каабу1.
Сын бея вдруг очнулся и спросил:
— Откуда ты знаешь, что мне надоела жизнь? Мать непутевого сына продолжала:
— О молодой джигит, я человека узнаю по глазам! Иначе в такой день, как сегодня, стал бы ты сидеть один за этой решет-
кой! Тебя и связанного не удержали бы: ведь сегодня день невест! Сейчас там в саду брось иголку, и та не упадет на землю — народу, как песку в пустыне, а ты здесь — тебе опостылел мир... Бей-заде2 одеваются в атлас и не очень сочувствуют бедам других. Но если ты хочешь оказать милость и не пожалеешь семи капель своей крови, я семь ночей буду молиться за тебя. Аллах и тебе пошлет успокоение печали.
Слова эти, метко попав в цель, пробудили в юноше желание поделиться горем. А было так. Однажды он заснул у источника. Недаром говорится, источники не пустуют: в лицо ему засмеялся дервиш, а глазам представилась пери. Если сравнивать ее с веткой — то с веткой кипариса, если с розой — то с самой благоуханной! Из рук друг друга пили они вино, головы их закружились. Не помнил бейзаде, ни чей он сын, ни своего имени, позабыл о своем доме, о своем крае... Вот почему теперь ножом не раскроешь ему рта, почему погружен он в черные думы.
Сын бея бросился к ногам старухи:
— Сама видишь, матушка, кому же скорбеть, если не мне! С того дня все мне постыло. Ты принадлежишь к тем, кто познал
К а а б а — храм в Мекке, к которому совершают паломничества мусульмане.
Бейзаде — сын бея, аналогично русск. «барчук».
жизнь и умеет заглянуть в душу. Как мне узнать, пришла ли в сад невест та неверная, что сжигает мне сердце? Если ты откроешь мне это, дам тебе за такое счастье не семь, а семьдесят капель моей крови...
А ей говорили: «Эх, старуха, никто уже не поможет сыну бея, ни колдун, ни чародей». И вот видите, с какой стороны занесла она меч и куда вонзилось его острие! Глаза ее блеснули, когда она узнала все, что нужно было узнать:
— Сынок, рот твой еще пахнет молоком. Кто не пойдет в сад невест, пусть не идет — так им и надо. Туда повалили все от мала до велика, там и пылкие, там и опьяневшие. Ты тоже, пока не зашло солнце и женатые не вернулись домой, а деревенские к себе в деревню, сходи и посмотри, повесели душу. Если встретишь свою, накинь ей на голову платок, расшитый по краям, к другой не подходи!
Сказала она это, подняла его на ноги, а сама побежала к его отцу.
— Радостная новость, величайший из беев, приятная новость! Найден источник печали, которая мучила твоего сына. Его тоска — тоска соловья, тоска соловья — тоска по розе. Если есть хоть капля лжи в моих словах, пусть петля обовьет мне шею.
Сообщила она это и заторопилась уходить, но Гермен-бей не поверил:
— Эй, женщина, ты гладко говоришь, но я не могу подобрать ключа к твоим речам. В чем же источник печали?
— О мой великий бей, что же здесь непонятного? Я раба, слуга, а не ясновидец и не повелитель злых духов. Иногда камень, которого не видишь, рассекает голову. Я выведала все у сына бея, будто из масла волос вынула. Пойми же, твой сын-соловей увидел во сне девушку, пленился ею, его горести в этом. Теперь от тебя нужен фирман, а исцеление придет из сада невест... Опечаленная раба твоя разбирается только в страданиях.
Гермен-бей наконец понял, наградил женщину и отпустил ее с пожеланиями благополучия. Велел огласить фирман. Ослушаться нельзя: все, кто был и кто не был в саду невест, прошли перед сыном бея. Ты посмотри только на милость Аллаха — его возлюбленная оказалась сиротой, без отца и без матери. Увидел он ее — потерял сознание, взглянул еще раз — пришел в себя, вынул свой расшитый платок и накинул его на голову девушки.
Не будем затягивать речи, чтобы не грешить и не утомлять ваши головы. Устроили свадьбу. Молодые, став друг для друга желанными, связали свою судьбу и зажили одной жизнью.
О, как давно это было! От того времени сохранились лишь тени обычаев... Если нет сада невест, то раз в год матери матерей дочек и матери матерей сыновей приводят своих внуков к реке Чаглак. Теперь в этот день не принято девушкам на выданье прятаться от мужчин, они разгуливают свободно. Здесь же расхаживают и юноши в поисках своей судьбы. Кому суждено, те и встречаются. Теперь не набрасывают на голову расшитых платков, как это делал сын бея, но до наступления сорока дней толкут сахар, пьют шербеты. А на головы наших красавиц сыплют просо.
