На полпути от дома Винни-Пуха к дому Пятачка было Задумчивое Место, где они иногда встречались, когда им хотелось повидаться, и там было так тепло и тихо, что они любили посидеть там немножко и подумать, чем же им заняться теперь, когда они уже повидались. Как-то, когда они с Пятачком решили ничем не заниматься, Пух даже придумал специальный стишок про это место, чтобы все знали, для чего оно предназначено:
Здесь любит Медведь
Порой посидеть
И подумать:
“А чем бы такое заняться?”
Ведь он же — не Слон,
Поэтому он
Не может всё время
Без дела слоняться!
И вот однажды, осенним утром, когда ветер ночью сорвал все листья с деревьев и старался теперь сорвать ветки, Пух и Пятачок сидели в Задумчивом Месте и думали, чем бы им заняться.
— Я думаю,— сказал Пух,— что я думаю вот что: нам неплохо бы сейчас пойти на Пухову Опушку и повидать Иа, потому что, наверно, его дом снесло ветром и, наверно, он обрадуется, если мы его опять построим.
— А я думаю,— сказал Пятачок,— что я думаю вот что: нам неплохо было бы сейчас пойти навестить Кристофера Робина, только мы его не застанем, так что это нельзя.
— Пойдём, навестим всех-всех-всех,— сказал Пух,— потому что, когда ты долго ходишь по холоду, а потом вдруг зайдёшь кого-нибудь навестить и он тебе скажет: “Привет, Пух! Вот кстати! Как раз пора чем-нибудь подкрепиться!” — это всегда очень-очень приятно!
Пятачок сказал, что для того, чтобы навестить всех-всех-всех, нужен серьёзный повод — скажем, вроде организации искпедици, и пусть Пух что-нибудь придумает, если может.
Пух, конечно, мог.
— Мы пойдём, потому что сегодня четверг,— сказал он,— и мы всех поздравим и пожелаем им Очень Приятного Четверга. Пошли, Пятачок!
Друзья встали, но Пятачок сразу же снова сел, потому что он не знал, какой сильный ветер.
И когда Пух помог ему подняться, они двинулись в путь. По дороге первым попался им Домик Пуха, и, можете себе представить, когда они пришли, хозяин — знакомый вам медвежонок Винни-Пух,— оказался дома и сразу же пригласил их войти и кое-чем подкрепиться. Потом они отправились к дому Кенги, держась друг за друга и крича: “Ну что скажешь?”, “Что, что?”, “Я не слышу”. И пока они добрались до Кенги, оба так замучились, что им пришлось задержаться у неё и ещё раз позавтракать. Когда друзья вышли от нее, им показалось, что на дворе стало очень холодно, и они помчались со всех ног к дому Кролика.
— Мы пришли пожелать тебе Очень Приятного Четверга,— объявил Винни-Пух, после того как он раз-другой попробовал войти в дом и выйти наружу (чтобы удостовериться в том, что дверь Кролика не похудела).
— А что, собственно, произойдёт в Четверг? — спросил Кролик.
И когда Пух объяснил что, а Кролик, чья жизнь состояла из Очень Важных Дел, сказал: “А-а. А я думал, что вы действительно пришли по делу”,— Пух и Пятачок на минутку присели... а потом поплелись дальше. Теперь ветер дул им в спину, так что им не надо было так орать.
— Кролик — он умный! — сказал Пух в раздумье.
— Да,— сказал Пятачок.— Кролик — он хитрый.
— У него настоящие Мозги.
— Да,— сказал Пятачок,— у Кролика настоящие Мозги.
Наступило долгое молчание.
— Наверно, поэтому,— сказал наконец Пух,— наверно, поэтому-то он никогда ничего не понимает!
Кристофер Робин был уже дома, и он так обрадовался друзьям, что они пробыли у него почти до обеда, и тогда они почти пообедали, (то есть съели такой обед, о котором можно потом забыть) и поспешили на Пухову Опушку, чтобы успеть навестить Иа и не опоздать к Настоящему Обеду у Совы.
— Здравствуй, Иа! — весело окликнули они ослика.
— А,— сказал Иа,— заблудились?
— Что ты! Нам просто захотелось тебя навестить,— сказал Пятачок,— и посмотреть, как поживает твой дом. Смотри, Пух, он всё ещё стоит!
— Понимаю,— сказал Иа.— Действительно, очень странно. Да, пора бы уже кому-нибудь прийти и свалить его.
— Мы думали — а вдруг его повалит ветром,— сказал Пух.
— Ах, вот что. Очевидно, поэтому никто не стал себя утруждать. А я думал, что о нём просто позабыли.
— Ну, мы были очень рады повидать тебя, Иа, а теперь мы пойдём навестим Сову.
— Отлично. Сова необыкновенно мила. Она пролетела мимо день-два назад и даже заметила меня. Она, конечно, не сказала мне ни слова, понятное дело, но она знала, что это я. Очень любезно с её стороны. Согревает душу.
Пух и Пятачок отодвинулись немного назад и сказали: “Ну, всего хорошего, Иа”, очень стараясь не спешить, но ведь им предстоял далёкий путь, и они хотели прийти вовремя.
— Всего хорошего,— сказал Иа.— Смотри, чтобы тебя не унесло ветром, маленький Пятачок. Тебя будет очень не хватать. Многие будут с живым интересом спрашивать: “Куда это унесло маленького Пятачка?” Ну, всего хорошего. Благодарю вас за то, что вы случайно проходили мимо.
— До свиданья,— сказали Пух и Пятачок в последний раз и двинулись к дому Совы.
Теперь ветер дул им навстречу, и уши Пятачка трепались, как флажки, изо всех сил стараясь улететь от хозяина, с великим трудом продвигавшегося вперёд. Ему казалось, прошли целые часы, пока он, наконец, загнал свои ушки под тихие своды Дремучего Леса, где они снова выпрямились и прислушались — не без волнения — к вою бури в вершинах деревьев.
— Предположим, Пух, что дерево вдруг упадёт, когда мы будем как раз под ним? — спросил Пятачок.
— Давай лучше предположим, что не упадёт,— ответил Пух после некоторого размышления.
Это предложение утешило Пятачка, и, спустя немного времени, друзья весело, наперебой, стучали и звонили у двери Совы.
— Здравствуй, Сова,— сказал Пух,— я надеюсь, мы не опоздали к... Я хочу сказать — как ты поживаешь, Сова? Мы с Пятачком решили тебя навестить, потому что ведь сегодня Четверг.
— Садись, Пух, садись, садись, Пятачок,— сказала' Сова радушно.— Устраивайтесь поудобнее.
Они поблагодарили её и устроились как можно удобнее.
— Понимаешь, Сова, мы очень спешили, чтобы поспеть вовремя к... ну, чтобы успеть повидать тебя до того, как мы уйдём.
Сова с достоинством кивнула головой.
— Поправьте меня, если я ошибаюсь,— сказала она,— но не права ли я, предполагая, что на дворе весьма бурный день?
— Весьма,— сказал Пятачок, который грел свои ушки у огня, мечтая лишь о том, чтобы целым и невредимым вернуться домой.
— Я так и думала,— сказала Сова.— И вот как раз в такой же бурный день, как ныне, мой дядя Роберт, чей портрет ты видишь на стене по правую руку, Пятачок,— мой дядя Роберт, возвращаясь в поздний час с... Что это?
Раздался страшный треск.
— Берегись! — закричал Пух.— Осторожно, часы! Пятачок, с дороги! Пятачок, я на тебя падаю!
— Спасите! — закричал Пятачок.
Пухова сторона комнаты медленно поднималась вверх, его кресло съезжало вниз в направлении кресла Пятачка; стенные часы плавно скользнули по печке, собирая по дороге цветочные вазы, и, наконец, всё и вся дружно рухнуло на то, что только что было полом, а сейчас старалось выяснить, как оно справится с ролью стены.
Дядя Роберт, который, по-видимому, решил превратиться в коврик и захватил с собой заодно и знакомую стену, налетел на кресло Пятачка в тот самый момент, когда Пятачок хотел оттуда вылезти.
Словом, некоторое время было действительно нелегко определить, где север... Потом вновь послышался страшный треск... вся комната лихорадочно затряслась... и наступила тишина.
В углу зашевелилась скатерть. Она свернулась, в клубок и перекатилась через всю комнату. Потом она подскочила раза два-три и выставила наружу два уха; вновь прокатилась по комнате и развернулась.
— Пух,— сказал нервно Пятачок.
— Что? — сказало одно из кресел.
— Где мы?
— Я не совсем понимаю,— отвечало кресло.
— Мы... мы в доме Совы?
— Наверно, да, потому что мы ведь только что собирались выпить чаю и так его и не выпили.
— Ох! — сказал Пятачок.— Слушай, у Совы всегда почтовый ящик был на потолке?
— А разве он там?
— Да, погляди.
— Не могу,— сказал Пух,— я лежу носом вниз, и на мне что-то такое лежит, а в таком положении, Пятачок, очень трудно рассматривать потолки.
— Ну, в общем, он там.
— Может быть, он переехал туда? — предположил Пух.— Просто для разнообразия.
Под столом в противоположном углу комнаты поднялась какая-то возня, и Сова опять появилась среди гостей.
— Пятачок! — сказала Сова с очень рассерженным видом.— Где Пух?
— Я и сам не совсем понимаю,— сказал Пух.
Сова повернулась на звук его голоса и строго посмотрела на ту часть Пуха, которая ещё была на виду.
— Пух,— с упрёком сказала Сова,— это ты наделал?
— Нет,— кротко сказал Пух,— не думаю, чтобы я.
— А тогда кто же?
— Я думаю, это ветер,— сказал Пятачок.— Я думаю, твой дом повалило ветром.
— Ах, вот как! А я думала, это Пух устроил.
— Нет! — сказал Пух.
— Если это ветер,— сказала Сова, думая вслух,— то тогда Пух не виноват. Ответственность не может быть на него возложена.
С этими милостивыми словами она взлетела, чтобы полюбоваться своим новым потолком.
— Пятачок, Пятачок! — позвал Пух громким шепотом.
Пятачок склонился над ним.
— Что, Пух?
— Что, она сказала, на меня воз-ло-жено?
— Она сказала, что она тебя не ругает.
— А-а, а я думал, она говорила про... то, что на мне... А, понятно!
— Сова,— сказал Пятачок,— сойди вниз и помоги выбраться Пуху!
Сова, которая залюбовалась своим почтовым ящиком (а он был проволочный, и в двери была щель с надписью “Для писем и газет”, только этой надписи сейчас не было видно, потом что она была снаружи), слетела вниз. Вдвоём с Пятачком они долго толкали и дёргали кресло, и, наконец, Пух вылез из-под него и смог оглядеться.
— Да! — сказала Сова.— Прелестное положение вещей!
— Что мы будем делать, Пух? Ты можешь о чём-нибудь подумать? — спросил Пятачок.
— Да, я как раз думал кое о чём,— сказал Пух.— Я думал об одной маленькой вещице.— И он запел, вернее, запыхтел
ПЫХТЕЛКУ:
Я стоял на носу
И держал на весу
Задние лапки и всё остальное...
Цирковой акробат
Был бы этому рад,
Но Медведь — это дело иное!
И потом я свалился,
А сам притворился,
Как будто решил отдохнуть среди дня.
И, лёжа на пузе,
Я вспомнил о Музе,
Но она позабыла Поэта (меня).
Что делать!..
Уж если,
Устроившись в кресле,
И то не всегда мы владеем стихом,—
Что же может вам спеть
Несчастный Медведь,
На которого Кресло уселось верхом!
— Вот и всё! — сказал Пух.
Сова неодобрительно кашлянула и сказала, что если Пух уверен, что это действительно всё, то они могут посвятить свои умственные способности Проблеме Поисков Выхода.
— Ибо,— сказала Сова,— мы не можем выйти посредством того, что обычно было наружной дверью. На неё что-то упало.
— А как же ещё можно тогда выйти? — тревожно спросил Пятачок.
— Это и есть та Проблема, Пятачок, решению которой я просила Пуха посвятить свои Умственные Способности.
Пух уселся на пол (который когда-то был стеной), и уставился на потолок (который некогда был другой стеной — стеной с наружной дверью, которая некогда была наружной дверью), и постарался посвятить им свои Умственные Способности.
— Сова, ты можешь взлететь к почтовому ящику с Пятачком на спине? — спросил он.
— Нет,— поспешно сказал Пятачок,— она не может, не может!
Сова стала объяснять, что такое Необходимая или Соответствующая Спинная Мускулатура. Она уже объясняла это когда-то Пуху и Кристоферу Робину и с тех пор ожидала удобного случая, чтобы повторить объяснения, потому что это такая штука, которую вы спокойно можете объяснять два раза, не опасаясь, что кто-нибудь поймёт, о чём вы говорите.
— Потому что, понимаешь Сова, если бы мы могли посадить Пятачка в почтовый ящик, он мог бы протиснуться сквозь щель, в которую приходят письма, и слезть с дерева и побежать за подмогой,— пояснил Пух.
Пятачок немедленно заявил, что он за последнее время стал ГОРАЗДО БОЛЬШЕ и вряд ли сможет пролезть в щель, как бы он ни старался.
Сова сказала, что за последнее время щель для писем стала ГОРАЗДО БОЛЬШЕ специально на тот случай, если придут большие письма, так что Пятачок, вероятно, сможет.
Пятачок сказал:
— Но ты говорила, что необходимая, как её там называют, не выдержит. Сова сказала:
— Не выдержит, об этом нечего и думать. А Пятачок сказал:
— Тогда лучше подумаем о чём-нибудь другом.— И первым подал пример.
А Пух вспомнил тот день, когда он спас Пятачка от потопа и все им так восхищались; и так как это выпадало ему нечасто, он подумал, как хорошо было бы, если бы это сейчас повторилось, и — как обычно, неожиданно — ему пришла в голову мысль.
— Сова,— сказал Пух,— я что-то придумал.
— Сообразительный и Изобретательный Медведь! — сказала Сова.
Пух приосанился, услышав, что его называют Поразительным и Забредательным Медведем, и скромно сказал, что да, эта мысль случайно забрела к нему в голову.
И он изложил свою мысль.
— Надо привязать верёвку к Пятачку и взлететь к почтовому ящику, держа другой конец верёвки в клюве; потом надо просунуть бечёвку сквозь проволоку и опустить её на пол, а ещё потом мы с тобой потянем изо всех сил за этот конец, а Пятачок потихоньку подымется вверх на том конце — и дело в шляпе!
— И Пятачок в ящике,— сказала Сова.— Если, конечно, верёвка не оборвётся.
— А если она оборвется? — спросил Пятачок с неподдельным интересом.
— Тогда мы возьмём другую верёвку,— утешил его Пух.
Пятачка это не очень обрадовало, потому что хотя рваться будут разные верёвки, падать будет всё тот же самый Пятачок; но, увы, ничего другого никто не мог придумать...
И вот мысленно попрощавшись со счастливым временем, проведённым в Лесу, с тем временем, когда его никто не подтягивал к потолкам на верёвках, Пятачок храбро кивнул Пуху и сказал, что это Очень Умный Ппп-ппп-ппп, Умный Ппп-ппп-план.
— Она не порвётся,— шепнул ободряюще Пух,— потому что ведь ты Маленькое Существо, а я буду стоять внизу, а если ты нас всех спасёшь — это будет Великий Подвиг, о котором долго не забудут, и, может быть, я тогда сочиню про это Песню, и все будут говорить: “Пятачок совершил такой Великий Подвиг, что Пуху пришлось сочинить Хвалебную Песню!”
Тут Пятачок почувствовал себя гораздо лучше, и, когда всё было готово, и он начал плавно подниматься к потолку, его охватила такая гордость, что он, конечно, закричал бы: “Вы поглядите на меня”, если бы не опасался, что Пух и Сова, залюбовавшись им, выпустят свой конец верёвки.
— Поехали,— весело сказал Пух.
— Подъём совершается по заранее намеченному плану,— ободряюще заметила Сова.
Вскоре подъём был окончен. Пятачок открыл ящик и пролез внутрь, затем, отвязавшись, он начал протискиваться в щель, сквозь которую в добрые старые времена, когда входные двери были входными дверями, входило, бывало, много нежданных писем, которые хозяйка вдруг получала от некоей Савы.
Пятачок протискивал себя и протаскивал себя, и, наконец, совершив последний натиск на щель, он оказался снаружи.
Счастливый и взволнованный, он на минутку задержался у выхода, чтобы пропищать пленникам слова утешения и привета.
— Всё в порядке! — закричал он в щель.— Твоё дерево совсем повалилось, Сова, а на двери лежит большой сук, но Кристофер Робин с моей помощью сможет его отодвинуть, и мы принесём канат для Пуха, я пойду и скажу ему сейчас, а вниз я могу слезть легко, то есть это опасно, но я не боюсь, и мы с Кристофером Робином вернёмся приблизительно через полчаса. Пока, Пух! — И, не ожидая ответа Пуха: “До свидания, Пятачок, спасибо”, он исчез.
— Полчаса,— сказала Сова, устраиваясь поудобнее.— Значит, у меня как раз есть время, чтобы закончить повесть, которую я начала рассказывать,— повесть о дяде Роберте, чей портрет ты видишь внизу под собой, милый Винни. Припомним сначала, на чём я остановилась? Ах да! Был как раз такой же бурный день, как ныне, когда мой дядя Роберт…
Пух закрыл глаза.
