Прошло немного времени, и как-то лунной ночью Мари разбудило странное постукивание, которое, казалось, шло ил угла, словно там перебрасывали и катали камешки, а по временам слышался противный визг и писк.
- Ай, мыши, мыши, опять тут мыши! - в испуге закричала Мари и хотела уже разбудить мать, но слова застряли у нее в горле.
Она не могла даже шевельнуться, потому что увидела, как из дыры в стене с трудом вылез Мышиный Король и, сверкая глазами и коронами, принялся шмыгать по всей комнате; вдруг он одним прыжком вскочил на столик, стоявший у самой кроватки Мари.
- Хи-хи-хи! Отдай мне все драже, весь марципан, глупышка, не то я загрызу твоего Щелкунчика, загрызу Щелкунчика! - пищал Мышиный Король и при этом противно скрипел и скрежетал зубами, а потом быстро скрылся в дырку в стене.
Мари так напугало появление страшного Мышиного Короля, что наутро она совсем осунулась и от волнения не могла вымолвить ни слова. Сто раз собиралась она рассказать матери, Луизе или хотя бы Фрицу о том, что с ней приключилось, но думала: “Разве мне кто-нибудь поверит? Меня просто поднимут на смех”.
Однако ей было совершенно ясно, что ради спасения Щелкунчика она должна будет отдать драже и марципан. Поэтому вечером она положила все свои конфеты на нижний выступ шкафа.
Наутро мать сказала.
- Не знаю, откуда взялись мыши у нас в гостиной. Взгляни-ка, Мари, они у тебя, бедняжки, все конфеты поели.
Так оно и было. Марципан с начинкой не понравился прожорливому Мышиному Королю, но он так обглодал его острыми зубками, что остатки пришлось выбросить. Мари нисколько не жалела о сластях: в глубине души она радовалась, так как думала, что спасла Щелкунчика. Но что она почувствовала, когда на следующую ночь у нее над самым ухом раздался писк и визг! Ах, Мышиный Король был тут как тут, и еще отвратительнее, чем в прошлую ночь, сверкали у него глаза, и еще противнее пропищал он сквозь зубы:
- Отдай мне твоих сахарных куколок, глупышка, не то я загрызу Щелкунчика!
И с этими словами страшный Мышиный Король исчез. Мари была очень огорчена. На следующее утро она подошла к шкафу и печально поглядела на сахарных куколок. И горе ее было попятно! Ведь ты не поверишь, внимательная моя слушательница, какие расчудесные сахарные фигурки были у Мари Штальбаум: премиленькие пастушок с пастушкой пасли стадо белоснежных барашков, а рядом резвилась их собачка; тут же стояли два почтальона с письмами в руках и четыре очень миловидные пары - щеголеватые юноши и разряженные в пух и прах девушки - качались на русских качелях. Потом шли танцоры, а совсем в уголке стоял краснощекий младенец - любимец Мари... Слезы брызнули у нее из глаз.
- Ах, милый господин Дроссельмейер, - воскликнула она, обращаясь к Щелкунчику, - чего я только не сделаю, лишь бы спасти вам жизнь, но, ах, как это тяжело!
Однако у Щелкунчика был такой жалобный вид, что Мари, которой и без того чудилось, будто Мышиный Король разинул все свои семь пастей и хочет проглотить несчастного юношу, решила пожертвовать ради него всем.
Итак, вечером она поставила всех сахарных куколок на нижний выступ шкафа, куда до того клала сласти. Поцеловала пастуха, пастушку, овечек; последним достала она из уголка своего любимца - краснощекого младенца - и поставила его позади всех других куколок.
- Нет, это уж слишком! - воскликнула на следующее утро госпожа Штальбаум. - Видно, в стеклянном шкафу хозяйничает большая, прожорливая мышь: у бедняжки Мари погрызены и обглоданы все хорошенькие сахарные куколки!
Мари, правда, не могла удержаться и заплакала, но скоро улыбнулась сквозь слезы, потому что подумала: "Что же делать, зато Щелкунчик цел!"
Вечером, когда мать рассказывала господину Дроссельмейеру про то, что натворила мышь в шкафу у детей, отец воскликнул:
- Что за гадость! Никак не удается извести мерзкую мышь, которая хозяйничает в стеклянном шкафу и поедает у бедной Мари все сласти.
- Вот что, - весело сказал Фриц, - внизу, у булочника, есть прекрасный серый советник посольства. Я заберу его к нам наверх: он быстро покончит с этим делом и отгрызет мыши голову, будь то хоть сама Мышильда или ее сын, Мышиный Король.
- А заодно будет прыгать на столы и стулья и перебьет стаканы и чашки, и вообще с ним беды не оберешься! - смеясь, закончила мать.
- Да нет же! - возразил Фриц. - Этот советник посольства - ловкий малый. Мне бы хотелось так ходить по крыше, как он!
- Нет уж, пожалуйста, не нужно кота на ночь, - попросила Луиза, не терпевшая кошек.
- Собственно говоря, Фриц прав, - сказал отец. - А пока можно поставить мышеловку. Есть у нас мышеловки?
- Крестный сделает нам отличную мышеловку: ведь он же их изобрел! - закричал Фриц.
Все рассмеялись, а когда госпожа Штальбаум сказала, что в доме нет ни одной мышеловки, Дроссельмейер заявил, что у него их несколько, и действительно сейчас же велел принести из дому отличную мышеловку.
Сказка крестного о твердом орехе ожила для Фрица и Мари. Когда кухарка поджаривала сало, Мари бледнела и дрожала. Все еще поглощенная сказкой с ее чудесами, она как-то даже сказала кухарке Доре, своей давней знакомой:
- Ах, ваше величество королева, берегитесь Мышильды и ее родни!
А Фриц обнажил саблю и заявил:
- Пусть только придут, уж я им задам!
Но и под плитой, и на плите все было спокойно. Когда же старший советник суда привязал кусок сала на тонкую ниточку и осторожно поставил мышеловку к стеклянному шкафу, Фриц воскликнул:
- Берегись, крестный-часовщик, как бы Мышиный Король не сыграл с тобой злой шутки!
Ах, каково пришлось бедной Мари на следующую ночь! У нее по руке бегали ледяные лапки, и что-то шершавое и противное прикоснулось к щеке и запищало и завизжало прямо в ухо. На плече у нее сидел противный Мышиный Король; из семи его разверстых пастей текли кроваво-красные слюни, и, скрежеща зубами, он прошипел на ухо оцепеневшей от ужаса Мари:
- Я ускользну - я в щель шмыгну, под пол юркну, не трону сала, ты так и знай. Давай, давай картинки, платьице сюда, не то беда, предупреждаю: Щелкунчика поймаю и искусаю... Хи-хи!.. Пи-пи!.. Квик-квик!
Мари очень опечалилась, а когда наутро мать сказала:
"А гадкая мышь все еще не попалась!". Мари побледнела и растерялась, а мама подумала, что девочка грустит о сластях и боится мыши.
- Полно, успокойся, деточка, - сказала она, - мы прогоним гадкую мышь! Не помогут мышеловки - пускай тогда Фриц приносит своего серого советника посольства.
Как только Мари осталась в гостиной одна, она подошла к стеклянному шкафу и, рыдая, заговорила со Щелкунчиком:
- Ах, милый, добрый господин Дроссельмейер! Что могу сделать для вас я, бедная, несчастная девочка? Ну, отдам я на съедение противному Мышиному Королю все свои книжки с картинками, отдам даже красивое новое платьице... Но ведь он будет требовать с меня еще и еще, так что под конец у меня ничего не останется, и он, пожалуй, захочет загрызть и меня вместо вас. Ах я бедная, бедная девочка! Ну что мне делать, что мне делать?!
Пока Мари так горевала и плакала, она заметила, что у Щелкунчика на шее с прошлой ночи осталось большое кровавое пятно. С тех пор как Мари узнала, что Щелкунчик на самом деле молодой Дроссельмейер, племянник советника суда, она перестала носить его и баюкать, перестала ласкать и целовать, и ей даже было как-то неловко слишком часто до него дотрагиваться, но на этот раз она бережно достала Щелкунчика с полки и принялась заботливо оттирать носовым платком кровавое пятно на шее. Но как оторопела она, когда вдруг ощутила, что дружок Щелкунчик у нее в руках потеплел и шевельнулся! Быстро поставила она его обратно на полку. Тут губы у него приоткрылись, и Щелкунчик с трудом прошептал:
- О бесценная мадемуазель Штальбаум, верная моя подруга, сколь многим я вам обязан! Нет, не приносите в жертву ради меня книжки с картинками, праздничное платьице - раздобудьте мне саблю... Саблю! Об остальном позабочусь я сам, даже будь он...
Тут речь Щелкунчика прервалась, и его глаза, только что светившиеся глубокой печалью, снова померкли и потускнели. Мари ни капельки не испугалась, напротив - она запрыгала от радости. Теперь она знала, как спасти Щелкунчика, не принося дальнейших тяжелых жертв. Но где достать для человечка саблю?
Мари решила посоветоваться с Фрицем, и вечером, когда родители ушли в гости и они вдвоем сидели в гостиной у стеклянного шкафа, она рассказала брату все, что приключилось с ней из-за Щелкунчика и Мышиного Короля и от чего теперь зависит спасение Щелкунчика.
Больше всего огорчило Фрица, что его гусары плохо вели себя во время боя, как это выходило по рассказу Мари. Он очень серьезно переспросил ее, так ли оно было на самом деле, и когда Мари дала ему честное слово, Фриц быстро подошел к стеклянному шкафу, обратился к гусарам с грозной речью, а затем в наказание за себялюбие и трусость срезал у них у всех кокарды с шапок и запретил им в течение года играть лейб-гусарский марш. Покончив с наказанием гусар, он обратился к Мари:
- Я помогу Щелкунчику достать саблю; только вчера я уволил в отставку старого полковника, и, значит, его прекрасная, острая сабля ему больше не нужна.
Упомянутый полковник проживал на выдаваемую ему Фрицем пенсию в дальнем углу, на третьей полке. Фриц достал его оттуда, отвязал и впрямь щегольскую серебряную саблю и надел ее Щелкунчику.
На следующую ночь Мари не могла сомкнуть глаз от тревоги и страха. В полночь ей послышалась в гостиной какая-то странная суматоха, звяканье и шорох. Вдруг раздалось: "Квик!"
- Мышиный Король! Мышиный Король! - крикнула Мари и в ужасе соскочила с кровати.
Все было тихо, но вскоре кто-то осторожно постучал в дверь, и послышался тоненький голосок:
- Бесценная мадемуазель Штальбаум, откройте дверь и ничего не бойтесь! Добрые, радостные вести.
Мари узнала голос молодого Дроссельмейера, накинула юбочку и быстро отворила дверь. На пороге стоял Щелкунчик с окровавленной саблей в правой руке, с зажженной восковой свечкой - в левой. Увидев Мари, он тотчас же опустился на одно колено и заговорил так:
- О прекрасная дама! Вы одна вдохнули в меня рыцарскую отвагу и придали мощь моей руке, дабы я поразил дерзновенного, который посмел оскорбить вас. Коварный Мышиный Король повержен и купается в собственной крови! Соблаговолите милостиво принять трофеи из рук преданного вам до гробовой доски рыцаря.
С этими словами Щелкунчик очень ловко стряхнул семь золотых корон Мышиного Короля, которые он нанизал на левую руку, и подал Мари, принявшей их с радостью.
Щелкунчик встал и продолжал так:
- Ах, моя бесценнейшая мадемуазель Штальбаум! Какие диковинки мог бы я показать вам теперь, когда враг повержен, если бы вы соблаговолили пройти за мною хоть несколько шагов! О, сделайте, сделайте это, дорогая мадемуазель!
